Искусство являлось столь же неотъемлемой частью праздника, как и люди, в нем участвующие. Деревянная скульптура Марии с младенцем Иисусом, называвшаяся Миланской Мадонной, несмотря на древний возраст, светилась юностью и изяществом. Напротив стояло мраморное изваяние святого Христофора, он с ласковой улыбкой держал на руках маленького ребёнка. И повсюду — массивные окна из баварского стекла. Тёмные в это ночное время, они все же были великолепны, отражая огни тысяч горевших в соборе свечей, которые превращали обычное стекло в драгоценные камни.
Но ни одно из этих произведений искусства не производило столь неизгладимого впечатления, как золотой саркофаг, находившийся позади алтаря в большом стеклянном кубе. Он был выполнен в виде миниатюрной церкви и являлся главным предметом в соборе. Собственно говоря, ради него, вокруг него и был построен собор. Саркофаг хранил в себе самые священные реликвии церкви. Созданный по чертежам Николая Верденского ещё в XIII веке — задолго до того, как началось сооружение собора, — саркофаг считался самым выдающимся творением средневекового ювелирного искусства из всех, что дошли до наших времён.
Занятый наблюдениями, Джейсон не заметил, как месса подошла к концу, ознаменованному звоном колоколов и заключительной молитвой. Настало время Святого причастия. Прихожане стали подниматься со скамей и потянулись вдоль рядов, чтобы вкусить Кровь и Тело Господне.
Когда очередь дошла до Мэнди, она тоже поднялась и прошептала Джейсону:
— Я скоро вернусь.
Ряд скамеек, в котором сидел Джейсон, опустел, люди вереницей направились к алтарю. Юноша с нетерпением дожидался возвращения Мэнди и, воспользовавшись моментом, встал, чтобы немного размять ноги, а заодно и получше рассмотреть статую, стоящую рядом с исповедальней. Он уже жалел о том, что выпил целых три банки кока-колы. Бросив взгляд в сторону первого придела, через который они вошли сюда, Джейсон увидел расположенную прямо рядом с выходом туалетную комнату, предназначенную для прихожан.
Однако помимо этого прозаического, хотя и столь желанного в данную минуту помещения, Джейсон увидел кое-что ещё. В собор вошли несколько монахов. Они тут же рассредоточились по помещению, заняв посты у каждой из боковых дверей. Хотя все они были в обычном монашеском облачении — длинных чёрных подпоясанных рясах с капюшонами, что-то в этих людях показалось Джейсону весьма странным. Они двигались слишком быстро, с выверенной точностью, присущей обычно военным, и старались держаться в тени. «Это что, какой-то традиционный атрибут религиозной церемонии?» — подумал юноша.
Окинув взглядом собор, Джейсон увидел, что люди в чёрных рясах появились и возле других дверей и даже в огороженной части трансепта позади алтаря. Хотя монахи стояли, скорбно опустив головы в просторных чёрных капюшонах, они больше напоминали охранников или часовых.
Что же здесь происходит?
Около алтаря Джейсон увидел Мэнди — девушка как раз принимала Святые Дары. Она оказалась почти последней, и позади неё, дожидаясь своей очереди, стояло всего несколько прихожан. По движению её губ Джейсон без труда прочитал: «Тело и Кровь Христовы». «Аминь», — мысленно возгласил он.
Обряд причастия закончился, и последние прихожане, включая Мэнди, вернулись на свои места. Джейсон пропустил девушку к её месту и сел рядом.
— Что это за монахи? — поинтересовался он, подавшись вперёд, поскольку в этот момент Мэнди стояла на коленях, низко склонив голову.
В ответ она только шикнула на него. Джейсон откинулся на спинку скамьи. Большинство прихожан, подобно Мэнди, также стояли на коленях, опустив головы, и лишь несколько человек, которые, как и Джейсон, не причащались, остались сидеть. Священник закончил прибираться там, где причащал прихожан, а престарелый архиепископ занял место на предназначенном для него возвышении, уткнулся подбородком в грудь и, похоже, задремал.
Ощущение величественного и таинственного праздника в душе Джейсона стало таять и вскоре угасло, как последний уголёк в потухшем очаге. Возможно, в этом был виноват переполненный мочевой пузырь, но, так или иначе, единственное, чего ему сейчас хотелось больше всего на свете, это поскорее выбраться отсюда. Он уже протянул руку, чтобы прикоснуться к локтю Мэнди и поторопить её, но его остановило непонятное движение впереди. Монахи, стоявшие возле алтаря, вынули из-под ряс короткоствольные автоматы «узи» с длинными чёрными глушителями. В свете горящих свечей тёмная сталь отливала тусклым масляным блеском. Выпущенная очередь, прозвучавшая не громче, чем кашель заядлого курильщика, выбила дробное стаккато по алтарю. Вдоль рядов стали подниматься головы прихожан. Священник, стоявший за алтарём, исполнил какой-то дикий танец, на его белом одеянии появились красные пятна, как при игре в пейнтбол. А затем он рухнул лицом на алтарь, и его кровь смешалась с выплеснувшимся из чаши вином для причастия.
После недолгого ошеломлённого молчания в соборе поднялись крики. Люди стали вскакивать со скамеек. Дряхлый архиепископ проснулся и в ужасе вскочил с кресла. От резкого движения высокая митра свалилась с его головы и покатилась по помосту.
Монахи побежали по рядам — сзади и с боков. Они отрывисто выкрикивали команды на немецком, французском и английском языках:
— Bleiben Sie in Ihren Sitzen… Ne bouge pas…
Голоса их звучали приглушённо, поскольку лица под низко нависшими капюшонами были скрыты ещё и за чёрными шёлковыми полумасками. Но оружие, направленное на людей, делало их слова понятными без всякого перевода: